Привычное проклятие - Страница 13

— Сегодня же влез!

— Ну, сегодня… это ж другое!

Оба замолчали, призадумались. Помрачневшая Дагерта села на крыльцо. Разговор этот ей совсем не нравился.

Постоялый двор просыпался. Чумазая Недотепка с деревянным ведром поплелась к Тагизарне по воду. Из пристройки показались Верзила и Молчун и, не дожидаясь, пока их накормят, принялись изображать бурную деятельность. Верзила, подхватив топор, начал сноровисто колоть дрова. Молчун скрылся в козьем загончике, который Дагерта гордо именовала хлевом. Оба разом поняли: у хозяйки не то настроение, чтобы торопить ее с завтраком и вообще соваться ей под руку.

— Еще вот что говорила, — вспомнил Кринаш. — «Чтоб у тебя три гостьи загостились: Суматоха, Сумятица да Неразбериха!»

— Лучше бы тебе со старухой помириться.

— А мы помирились. Она с тех пор много раз заходила: ворчит, ругается, еды требует и норовит стянуть, что плохо лежит… Нет, где уж Гульде проклятия накладывать! Навидался я таких, пока по свету бродил. Бабы как бабы, только хитрей да ленивее других, работать не хотят… Видать, гостил у меня маг, а я ему чем-то не угодил.

— А господин может снять проклятие? — Дагерта была так расстроена, что осмелилась вмешаться в беседу мужа с Сыном Клана.

— Нет, хозяюшка, этого не умею. Хочешь — заговорю ограду, чтоб ни твари из-за Грани, ни здешние колдовские существа не смели войти во двор без позволения твоего мужа? Ни из-под земли, ни с неба…

Дагерта выразительно закивала. Кринаш с интересом поднял голову.

Хашуэри поднял свой зеленеющий посох. Лицо стало отрешенным, взор застыл на чем-то, недоступном глазам обычных людей.

Узкие полосы золотистого света скользнули по земле вдоль ограды, зазмеились, заструились все дальше и дальше — и вдруг над подворьем встал, чуть колыхаясь, купол света. Он не слепил глаза, он был легким и прозрачным, его нежные переливы ласкали, как прикосновение материнской руки, сулили защиту и покой.

Из окон в изумлении глядели проснувшиеся гости.

Верзила, выронив топор, запрокинул голову в небо.

Дагерта потрясенно вскинула руки к щекам.

Молчун тихо стоял на пороге хлева. На его тонком, умном лице играли отсветы магического огня.

Из сарая выбрался бродячий художник с сеном в волосах — этот не просто глядел, а впитывал в себя дивную красоту, что просияла над постоялым двором.

Все кончилось быстро. Световые стены опали, исчезли, растворились в воздухе. И стало видно, что над лесом поднимается солнце.

И еще стало видно, что перед воротами торчит перепуганная Недотепка с ведром.

— Что встала? — прикрикнул на нее хозяин. — Неси воду на кухню!

— Да-а, — прохныкала девчонка, заходя во двор и указывая пальцем на ограду. — А чего оно светится?

Кринаш пригляделся. По земле вдоль ограды тянулась тоненькая золотистая полоска.

— Это так теперь и будет, — проследил его взгляд Хашуэри. — И без твоей воли не войдет сюда ни Подгорная Тварь, ни оборотень, ни упырь, ни лесовик. Вот только против магов чары не действуют.

— Слыхала? — грозно обернулся Кринаш к Недотепке. — Так оно теперь и будет светиться! А ты так и будешь ходить! Боишься — закрой глаза и иди не глядя!

Девчушка понятливо закивала, с готовностью зажмурилась, сделала несколько шагов — и грохнулась наземь, выронив ведро.

— Ох, дурочка, да сейчас-то зачем глаза закрывать? — пожурила ее Дагерта, бросив укоризненный взгляд на мужа. — Всю юбку изгваздала! Беги на кухню, просушись.

* * *

— Солнце клонилось к закату.

— У пристани стоял большой, с низкой осадкой корабль «Речная лилия». Он поднимался вверх, к истокам Тагизарны, и остановился здесь на ночлег.

— Очень удачно, — глядя на корабль, сказал Хашуэри хозяину. — На рассвете и отплывем домой. Хочется скорее увидеть дочку. Пожалуй, в память о том, что произошло, я назову ее Ульки Серебряное Деревце. Ты не против, дорогая? — обернулся он к Ульфейе.

— Та степенно кивнула. За день женщина успокоилась, привела в порядок одежду и теперь держалась с достоинством, приличествующим будущей супруге Сына Клана.

Внезапно в чинную беседу ворвался возбужденный крик:

— Идемте! Скорее, пока солнце не село! Поглядите! Все поглядите! Я ее все-таки… я ее нарисовал!

Художник, сияющий, взъерошенный, как воробей, размахивал руками в воротах.

Кринаш заинтересованно направился к нему. Следом потянулись все, кто был во дворе: Дагерта, рабы, гости.

Художник работал за оградой, чтоб не мешали любопытные зеваки. Еще утром Верзила помог ему перетащить туда огромный щит, сколоченный из гладких досок.

— Вот она! Я так быстро еще никогда не работал! Издали смотрите, она же большая!

Все замерли в очарованном молчании, только тихо ахнула Ульфейя да потрясенно ругнулся капитан «Речной лилии».

Картина была прекрасна, как сновидение ребенка под тихую колыбельную песню.

Со щита, улыбаясь, смотрел чародей. Он не был похож на Хашуэри. Таких чародеев представляешь себе в детстве: седобородый, ясноглазый, с веселыми морщинками у глаз, в мантии со звездами. Как сказал однажды маленький Нурнаш, «волшебный волшебник». Правой рукой он вздымал украшенный самоцветами посох, а на левой ладони держал крошечный постоялый двор, тщательно прорисованный во всех деталях. Над маленькими постройками реял купол золотистого света.

Лицо мага было мудрым и добрым. Самоцветы в навершии посоха таинственно мерцали, храня неведомые чары. Золотой свет проливался над игрушечными крышами с такой неизъяснимой красотой, что перехватывало горло. Это была сама сказка, явившая себя среди бела дня и застывшая перед глазами людей.